5. Dezember 1946
| GEO & MIL INFO | ||||
|---|---|---|---|---|
| Смоленск-Центральный | 
| |||
| Успенский собор |
| |||
| Строительная площадка: установка углов для небольшого дома, ул. Конёнкова (ул. Козлова?) № 10 или 12 |
| |||
| Работает в КМТС(?) | Местонахождение неизвестно | |||
| Ферма: Помощь для лошади | Местонахождение пока неизвестно | |||
| Рынок |
| |||
| Товарная станция, крутой склон, деревня |
| |||
| 19.: Начало войны в Индокитае | ||||
С 5.12.46 г. система норм ужесточается: при 100-110% выполнения работы положено 600 г хлеба, при 80-100% 500 г, при менее 80% только 400 г хлеба и меньше продуктов (так здесь называют еду, муку, пшено, картофель, овощи). Таким образом, если вы хотели заработать несколько рублей наличными, чтобы купить что-то дополнительно, помимо зачастую недостаточного питания в лагере, вы должны были достичь 150% выработки. Но еще хуже то, что они даже не начисляют нам проценты, которые мы действительно заработали. Нас постоянно обманывают Иван и лагерная знать, включая кухню, с рабочими часами, заработками, одеждой, едой. Вместо соевой муки - молотые бобы, потому что Иван продал более ценную соевую муку и обменял ее на сырые бобы. Картофельный суп, приготовленный из неочищенного картофеля.
В долгосрочной перспективе недостаточное питание приводит к серьезным повреждениям, заболеваниям желудка и кишечника, болезням зубов, физическому и умственному упадку. Те, кто зависит только от лагерных пайков, ломаются и умирают через 1/2 года. Мы испытали это на себе. Дистрофики, бегающие вокруг, - это развалины. Если им повезет, их отправят домой до того, как они умрут. Потом дома вы читаете некрологи: «Совершенно ослабленный после советского плена... похоронен вчера». Или: «... больной навсегда...». Здесь совершаются преступления против человечества, о которых мировая общественность либо не знает, либо игнорирует. В течение двух лет я не мог наесться досыта ни за один прием пищи. Всегда голоден, всегда голоден. Сил больше нет.
Один из нас, сын фермера, говорит: «Когда я прихожу домой, я иду в наш свинарник и бью из кормушки, потому что наши свиньи получают более питательный корм, чем мы здесь».
На плато за нашим домом культуры находится деревенское поселение с маленькими деревянными домиками, типичными для окраин больших городов. В одном из этих домов мы беседуем с девушкой, которая во время войны работала в Германии. Она с таким энтузиазмом рассказывает нам, как там все красиво, что мы в конце концов спрашиваем ее, почему она не осталась там. Она смотрит на нас с удивлением и говорит: «Но это же мой дом!»
Солдат говорит: «Иван совершил две большие ошибки. Он показал нам Советский Союз, а своим солдатам - Германию!».
В кинотеатрах, газетах, книгах и по радио люди агитируют против нас. Одним из худших агитаторов является еврей Илья Эренбург. Его книги пропитаны ненавистью. Его призыв к Красной Армии «Изнасиловать белокурых бестий»[4] был услышан миллионы раз. Тем не менее, просто поразительно, насколько малое влияние оказывает эта постоянная агитация на население. Среди крестьянского населения он вообще не оказывает никакого влияния, в городе он ощущается время от времени. Мы замечаем это, например, в случае с одним из наших нацчальников, который всегда забирает нас утром на грузовике, чтобы ехать на работу. Когда он ведет себя особенно мерзко, мы знаем, что накануне вечером его преследовали по радио.
Ко мне приходит солдат, чтобы пожаловаться и попросить совета. Он получил письмо из дома о том, что его жена родила ребенка от русского из оккупационных войск. Он полностью подавлен и растерян. Я говорю ему, чтобы он подождал и выяснил точные обстоятельства. Возможно или скорее всего, это вынужденный ребенок, и его жена ни в чем не виновата.[5]
5.12. Распиловка древесины для КМТС[6]. Мы закапываем дрова в снег, чтобы потом продать их. Речь идет о серьезном вопросе: воровать, чтобы избежать угрозы уничтожения, или оставаться порядочным, рискуя погибнуть.
Станция. Уже несколько дней идет сильный снег. Перед зданием станции отправляется отряд для очистки путей и стрелочных переводов. Нам выдают хворостяные метлы, и мы подметаем, как приказано. Время от времени мы заходим в зал станции, чтобы размяться. В зале также есть магазин (киоск). Здесь путешественники могут купить хлеб и другие мелочи или набрать горячей воды для заваривания чая. Килограмм хлеба стоит 40 рублей. В зале и на платформе мало людей.
Однажды зал станции был заперт. Ни нас, ни русских не пустили. Но через окна было видно, что магазин необычайно богато укомплектован товарами. Мы возвращались на работу, когда подошел поезд и остановился. Мы пробирались вдоль путей, закутавшись в толстые меха, и время от времени поглядывали на окна поезда. За закрытыми окнами пассажиры стояли и смотрели на нас, молчаливые и любопытные. Затем иногда короткий кивок головы, небольшая улыбка. Наконец, один из них, несмотря на холод, опустил окно. Мы обменялись несколькими словами: немцы! Теперь начались торопливые вопросы и ответы. Это были немецкие техники и инженеры из AEG, которые были обязаны служить в Москве в течение 5 лет и теперь направлялись туда со своими семьями. Им разрешалось покупать хлеб и другие вещи в магазине в зале станции. (Поэтому для них магазин был так полон: смотрите, в России все есть, у нас все хорошо!) За килограмм хлеба они платили всего 4 рубля.
На следующий день зал снова был открыт для всех желающих. Хлеб снова стоил 40 рублей!
Если мы - техник из поезда и сантехник на путях - однажды дома скажем, что купили хлеб в одно и то же время в одном и том же магазине за 4 и 40 рублей соответственно, то все задумаются, кому теперь верить, потому что кто-то должен врать. Но это неправда. Они оба правы! Вот как это происходит в России![7].
Столыпинский вагон (вагонзак) останавливается на станции. Это вагоны D-train, специально построенные для перевозки заключенных со всеми мыслимыми усовершенствованиями. И вот они уже ведут группу российских гражданских лиц, осужденных, которые высаживаются под усиленной охраной. Колонны заключенных под усиленной охраной - часть обычной уличной сцены в российских городах.
Это морозное холодное зимнее утро. Сверкающее снежное одеяло легло на землю, как мягкая мантия. В воздухе висит густой белый туман, который заполняет всю долину и скрывает город под своими густыми пеленами. На земле ничего не видно. Кажется, что человек парит над облаками. И из этого белого, залитого светом моря облаков возвышается Успенский собор. Словно построенные на облаках, его белоснежные стены поднимаются к 5 круглым башням, чьи позолоченные купола сияют на фоне глубокого синего неба. Это похоже на чудесное видение.
Рядом с этим знаменитым собором я со своей бригадой работаю на небольшом доме, который был полностью разрушен во время войны. Он находится на одной улице с фотомагазином и табачной лавкой, даже очень близко. (С противоположной стороны улицы сделан снимок собора)[8] Дом был разрушен до стен фундамента. Перед восстановлением мы сначала выбирали из обломков еще пригодные камни и отбивали молотком раствор. Холодно, и мы работаем на улице. В два дня был такой гололед, что мы вернулись в лагерь в 15:00, за два часа до официального окончания работы. Мы пошли на эту рабочую площадку без охранника и имели немного больше свободы. Даже очень понимающий русский начальник редко показывал свое лицо. Кто добровольно выйдет на улицу в такую холодную погоду? На этой стройке я установил рекорд: За один рабочий день я очистил 12 кирпичей. Но было также слишком холодно. У нас в бригаде не было ни одного специалиста, но мы начали реконструкцию так, как копировали каменщиков на других стройках: Устанавливая углы. Но Нацчальник не очень доверял нашему искусству и с нескрываемым подозрением спрашивал, являемся ли мы экспертами. Он не поверил нашим протестам, и однажды нас заменили на другую бригаду, чему мы были очень рады.
На некоторых объектах мы работаем неделями. В других местах мы работаем всего несколько дней. После того, как нас освободили от маленького домика, я со своей бригадой работал в другом месте в том же районе (за КМТС?). Начштаба там, машинистка, была немного недружелюбна, но это давно оставило нас равнодушными. Часто они этим вредят себе, потому что тогда и мы работаем соответственно недружелюбно. Только один раз я был зол. По окончании работы нас всегда отвозили отсюда на грузовике обратно в лагерь, потому что он находился на другом конце города. Грузовик стоял во дворе, в нескольких сотнях метров, но было пять часов вечера, конец работы, и водитель отказался везти нас в лагерь. Поэтому нам пришлось пройти весь путь пешком.
Начштаба неожиданно вызывает двух человек для выполнения другой работы. Я иду с ними. Мы приезжаем на небольшую ферму за городом. Конь фермера лежит на земле в конюшне. Он упал от слабости и больше не мог самостоятельно встать. С помощью наших общих сил и веревки мы поставили бедное, полуголодное животное на ноги.
Коммандос, работавшие далеко от лагеря, брали свои «продукты» на обед с собой и готовили его сами на рабочем месте. Те, кто находился ближе к лагерю, забирали готовую еду из лагеря или ее приносили им. В нашем случае мы поехали за ним сами, а я занялся бизнесом, потому что тогда я мог более свободно передвигаться по городу. Я привязал наше ведро с едой к саням и отправился в путь. Мой путь всегда вел от нынешнего места работы по довольно крутой наклонной улице мимо собора. Иногда я также хожу по рынку, прогуливаясь мимо прилавков, слушая разговоры людей и иногда покупая что-нибудь сама. В основном хлеб, масло или молоко. Со мной никогда не обращались недружелюбно. Лишь однажды проявился намек на недружелюбие, когда два мальчика-подростка, стоявшие рядом со мной, когда я покупал масло, подражали моим словам: «Полкило масла, полкило масла!»[9]
Товарная станция Смоленска, расположенная в основном в восточной части города, имеет значительную протяженность. Мы разгружаем здесь вагон цемента, сыпучего цемента! Нам приходится перегружать его в грузовик с помощью лопат. Вряд ли это может быть более примитивно. Мы повязали платки перед носом, но, несмотря на все наши предосторожности, здесь ужасно пыльно, и мы выглядим соответственно. Кроме того, Нацчальник также довольно недружелюбен. Рядом лежит груда бревен длиной 2 м и диаметром 10 см. Когда руководитель оставляет нас на минуту, я хватаю бревно и с его помощью взбираюсь по крутому склону, который граничит с железнодорожными путями на севере. На вершине равнины находится деревня. Вот я хожу от дома к дому, предлагая свой журнал. Никто не может его использовать. По всей видимости, многие другие уже занимаются тем же самым. Люди обеспечены. Одна молодая женщина говорит, что не может отрубить. Она предпочла бы торф. И так далее. Я уже опросил половину деревни. Я пробираюсь через снег, который местами еще высотой по колено, но уже начинает таять на земле. На земле слякоть и уже вода. Роса уже пробивается сквозь мои валенки. Мои ноги промокли. Наконец я нахожу дом, в котором живет пожилая пара. Они забирают у меня бревно за горсть картошки. Во время разговора они рассказывают, что однажды их обманул немецкий военнопленный. Они купили у него кусок мыла, и когда они пошли его использовать, из него выпал кусок дерева. Ландсер покрыл деревянный брусок тонким слоем мыла и дал ему затвердеть. Такими кривыми методами эти мошенники испортили нашу в основном хорошую репутацию и разочаровали добродушие населения, большинство из которого было настроено к нам благожелательно. Я очень быстро узнал, кто этот негодяй: это был тот самый, который испортил наш сигаретный бизнес в свое время.
Я должен поспешить вернуться, потому что меня долго не было. Я уже вижу сверху, как Нацчальник стоит у вагона. Я делаю небольшой поворот и подъезжаю к нашим под защиту других товарных вагонов. Руководитель не обратил на меня внимания. Или он думал, что как бригадир я не обязан сотрудничать.
Окончание работы. Мы стоим у нашего грузовика, который должен отвезти нас обратно на склад. Мы ждем водителя, который зашел в здание товарной станции. Рядом с нами стоит грузовик, груженный белокочанной капустой. Один из нас медленно подходит и вылавливает несколько капуст, которые мы тут же складываем в наш грузовик. Но сотрудница администрации станции наблюдала за нами из своего кабинета. В ярости она выбегает, бежит к нашему грузовику и снова убирает капусту, ругаясь без остановки, а мы смотрим на это безразлично. Даже уходя, она снова оборачивается и, с гневом и презрением в сверкающих голубых глазах, гневно бросает нам: «Фриииц!». (Нас здесь часто называют «Фриц» несколько уничижительно, так же как мы называем русских «Иван»).
Позже мы снова работаем в другой части очень обширного грузового двора. Мы стоим в ожидании разгрузки поезда со строительным песком. Рядом с нами ждет женская бригада с такой же работой. Поезд находится в нескольких сотнях метров, но, очевидно, еще не вошел на станцию. Женщины слишком задерживаются и уже медленно идут к поезду. Они уже забираются в вагоны, и тут мы видим тонкие нити желтого песка, стекающие с грузового вагона справа и слева. Женщины начали осторожно и ненавязчиво разгружать повозки. Хотя песок, который они туда сбрасывают, бесполезно расходуется, потому что никто не собирает эти кучи с путей, но поезд разгружается быстрее, и женщины выполнили свою норму. Бюрократия также получает помощь, поскольку экономит на демередже.
Эти женщины являются неквалифицированными работниками и, как все неквалифицированные работники в Советском Союзе, получают низкую заработную плату. Даже если они выполняют стандарт на 100%, их заработки посредственны. Поэтому они в основном стараются дополнить свой заработок. Их не волнует, как строительная компания справится с нехваткой песка. В этом случае строительная компания также будет немного жульничать и халтурить. Как-то все получится. Нитшево!
Поезд подкатывает и останавливается. Теперь мы также приступаем к работе. Когда мы открываем вагоны, нас ожидает новый сюрприз. Из некоторых вагонов были вырваны доски пола. В одном из вагонов осталось только две доски пола, и груз состоял из остатков песка, который остался на этих двух досках, несмотря на тряску во время путешествия. Возможно, это была полная тачка, но в товарных документах вагон, естественно, проходил как полностью загруженный. Как компания справляется с нехваткой песка - для меня загадка. Это одна из многих проблем государственной плановой экономики.
Собирается лесной отряд. 40 человек. Они размещаются в маленькой комнате крошечного крофта. Ни врача, ни лекарств, тряпки вместо чулок, плохая обувь, дополнительная ночная работа. Для отряда доставлено 30 шуб, красивые, толстые дубленки. Эти шубы русские обменивали в соседней деревне на поношенные, изношенные меха крестьян, получая взамен еще один кусок денег. Потрепанные меха крестьян затем отдавали лесникам. Все в порядке: лесники получили 30 мехов, как и заказывали. - Через четыре недели возвращаются первые заболевшие работники леса. Среди них был мой хороший знакомый. Он пошел в лес крепким, коренастым фермерским парнем и вернулся скелетом через 4 недели! Я не узнала его и заметила только тогда, когда он вышел. Я видел много полумертвых скелетов, разгуливающих по лагерям, но в этот раз я серьезно потрясен. Вот уже несколько дней я приношу ему кусок хлеба из своего вечернего пайка. Это все, что я могу выделить.
Этот голод - не тот нелепый голод, который мы раньше ощущали в желудке, когда пропускали прием пищи. Этот голод «грызет кишки». Это не точное описание состояния, но оно ближе к ощущениям. Она захватывает все тело, плюс хроническое чувство слабости. Мысли вращаются почти исключительно вокруг еды, сна и процентов. Снижается умственная активность. Разум и душа увядают в теле, которое вегетирует. Мы становимся раздражительными, а иногда даже комичными. Иногда мы говорим об этом в тихие минуты и понимаем, что изменились.
|
Editorial 1938 1939 1940 1941 1942 1943 1944 1945 1946 1947 1948 1949 Epilog Anhang |
|
Январь Февраль Март Апрель Май Июнь Июль Август Сентябрь Октябрь Ноябрь Декабрь Eine Art Bilanz Gedankensplitter und Betrachtungen Personen Orte Abkürzungen Stichwort-Index Organigramme Literatur Galerie:Fotos,Karten,Dokumente |
|
1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. Erfahrungen i.d.Gefangenschaft Bemerkungen z.russ.Mentalität Träume i.d.Gefangenschaft Personen-Index Namen,Anschriften Personal I.R.477 1940–44 Übersichtskarte (Orte,Wege) Orts-Index Vormarsch-Weg Codenamen der Operationen im Sommer 1942 Mil.Rangordnung 257.Inf.Div. MG-Komp.eines Inf.Batl. Kgf.-Lagerorganisation Kriegstagebücher Allgemeines Zu einzelnen Zeitabschnitten Linkliste Rotkreuzkarte Originalmanuskript Briefe von Kompanie-Angehörigen |
- ↑ Подпись (пока неизвестного) первоисточника: Это была станция Смоленска. Через этот узел Восточного фронта прошло бесчисленное количество солдат. 24.09.1943 г. город был оставлен, а здание вокзала, включая пути, взорвано саперами.
- ↑ Источник (больше нет в сети): Смоленск Успенский Собор – Автор фото: Владимир Блящев
- ↑ Здесь из Carell 1963, напротив с. 177. Однако у автора был в наличии другой источник, о чем свидетельствует подпись к копии в дневнике.
- ↑ Этот призыв исходил не от Ильи Эренбурга
- ↑ см. Cartellieri с. 297
- ↑ КМТС здесь, вероятно, означает Контор Материально-Технического Снабжения. Такие бюро существуют в самых разных администрациях.
- ↑ Такие события, однако, не были ни необычными, ни неизвестными (Cartellieri с. 316).
- ↑ Согласно описанию, эта строительная площадка находилась на восточной стороне ул. Конёнкова (возможно, один из старых небольших домов № 10 или 12, нумерация которых на Google Maps соответствует ул. Козлова), поскольку именно там находился фотосалон, а с западной стороны улицы можно сделать ту же фотографию, что и использованная автором, которая была сделана на ул. Большая Советская.
- ↑ Зависть можно объяснить нехваткой жилья и особенно продуктов питания в Советском Союзе в то время, особенно в районах реконструкции, то есть в городах. (Cartellieri с. 329 и далее, 343)